Вечерний свет
Кому-то выпало сберечь,Кому-то – нетНеопалимых наших свечВечерний свет.
Кому – прийти, кому – уйти,Забыв гербы,И свой у каждого в путиМаяк судьбы.
Не строить неба звёздный храмТьме-пелене,Не рассказать степным ветрамО тишине,
И каждый неисповедимНаш век иль час…Пустым словам не предадимТого, что в нас.
Священна душ ночная мглаИ их мятеж,И даже горькая золаБылых надежд.
Мы сохраним в своей тениИ явь, и бред,И да согреет наши дниВечерний свет!
Пусть память режут на ремни,Пусть смех – в ответ,Ты нас спаси и сохрани,Вечерний свет!
(1986)
Вдохновение
Оно прилетает ко мнеВ пурпурно-горячем атласе,Оно преподносит винаХрустально-воздушный бокал.Я пью вековое вино,Имея мгновенье в запасе,Чтоб крылья расправить – и в путь,В страну многомерных зеркал!..
Без той, без другой, стороныНа этой – ни правды, ни смысла.И, стало быть, сердцу нужнаСтихов заповедная вязь.Она из забытых глубинДостанет волшебные числа,Чтоб Вед золотистая нитьМеж нами не оборвалась.
(1992)
Великий эксперимент
(К одноименной картине Ильи Глазунова)
Вы шли не туда,и строили вы не то,Из тёплых квартирвыводили вас без пальтоИ лгать заставляливо имя святых начал,А Бог милосердныйоглохшим сердцам кричал.
А Бог милосердныйпечально глядел с небес,Как празднует в храмахвзбесившийся красный бес,И плакал от болиза вас оскорблённый Бог,И слышали стеныгорящей иконы вздох.
И вновь вы хотитедетей своих обмануть:Ошибки, мол, были,но, в общем-то, верен путь —Тот путь миллионов,сгоревших в котле войны,Тот путь миллионов,замученных без вины,Тот путь миллионов,швырнувших себя в костёр,Лишь вождь и учительжелезную длань простёр.
Ужасная вера —в божественный сан Иуд,Ужасная пытка —не помнить проСтрашный суд,И вечным укором вамс фото- и кинолентГлядит ваш кровавыйвеликий эксперимент.
(1989)
Весна на свете!..
Весна на свете! Шум и звонРазбуженных проталин,И всё как будто было сонВо мраке душных спален.
Весна – на свете и в крови,В живой фате черешен…Джордано Бруно не сожгли,Рылеев не повешен!
И Пушкину великий магОт смерти дал лекарство,И царство, бредшее впотьмах,Не впало в комиссарство.
И соловьи поют взахлёб,Свистя по-хулигански,И не всадили пулю в лобТебе, бунтарь рязанский!
Весна! Нет стоптанных штиблет —Есть «Сильвер» разудалый,И я не сумрачный поэт,А так… счастливый малый.
(1989)
Война в сердце
Идёт в моём сердце война:Враждуют два клана, два мира,Два света, две яви, два сна —Мой солнечный храм и квартира.
Не знать примиренья мирам,Не видно конца устрашеньям:Квартира и солнечный храмСтреляют по вечным мишеням.
А я, свою долю кляня,Кричу им: «Постойте! Довольно!Ведь вы же убьёте меня!Мне страшно, мне дико, мне больно!»
Не слышат призывов враги,И что им мой возглас пустячный! —Шлифуют солдаты шагиИ насмерть стоят в рукопашной.
Они с фанатичных высотХолщовых знамён не уронят.От холода храм не спасёт,Квартира мой свет похоронит.
И буду я, раненый зверь,До смерти зализывать раны…А где-то за сорок земельЦветут голубые тюльпаны.
(7 декабря 1987)
Возрождение
И сердце прорвало:растаяла тоска,И стылый мрак сгорелогнём безликой жертвы,И новое теплождёт нового цветка,И солнце-Моцарт вновьдаёт свои концерты.
И маковки церквейглядятся в синеву,Как в зеркало – на мигочнувшаяся вечность.И жизнь кричит грачом,и с жизнью я живу,И Млечного путине иссякает млечность.
(1985)
Волшебная палочка
Волшебная палочкав куче ненужных вещейУ старой хозяйкилежала забыто в сарае.Её обронил где-торазгорячённый Кощей,С Иваном Царевичембудучи в страшном раздрае.
Пруток приглянувшийсядолго хранила она:Подвязывала помидорыв подворном масштабе,Да вот постарела,и стала теперь не нужнаДля дел огородныхволшебная палочка бабе.
Не знала она, что за силабыла в том прутке;Не ягоды зрели на стеблях —природы шедеврыВ ответ на молитву,и в тихом, слепом закуткеХозяйка из сочных томатовкрутила консервы.
Свозить урожайпомогала лихая родня,Что вся в один день,как большая и шумная стая,Слеталась на грядки,и было им день ото дняВсё радостней жить,подкрепляясь и приобретая.
Но в спину вступилои крайний приблизился срок,Никто из родных не помогзаготовить рассаду,И еле вставала, больная,не чувствуя ног,И с горькой бессонницейбабе уж не было сладу.
Детей и внучатвспоминала она по ночам,И всё сокрушалась:как жить будут новую зиму?Вот силы рукам быи света угасшим очам,Тогда бы опять собралисьпомидоры в корзину!
Но, видно, мечта былаэта не слишком светла,Чтоб в жизнь воплотиться,в костре одиноко сгорая…Волшебная палочкасделала всё, что могла,Оставшись забытойв гнилом деревенском сарае.
(30 ноября 2012)
Возвышение хама
..А в Смутный год возвысилось хамьё.
Провозгласив всеобщее ничьё,
Оно, свою победу торжествуя
И силу вертухайную почуя,
Воздело свиномордие своё.
И, где сияли храмы, – там гнильё,
Где колосились нивы, – там быльё,
Где расцветали сёла, – строй в ружьё
Да за «колючкой» – зэчное рваньё,
Да воровское грает вороньё.
Играя в «классы», наточив копьё,
Всемирный бой затеяло хамьё,
И миллионы нерасцветших жизней,
Забытых, не помянутых на тризне,
Вмиг обратились в пепел и смольё.
Но свои классы есть и у хамья
(Да, собственно, о том и речь моя):
Одно хамьё доносы лихо строчит,
Другое всё великое порочит,
А третье строит «планов громадьё»,
Прекрасно зная: все они – враньё.
Но после возвышения хамья
Нет прежних нот и в песне соловья…
(2004)
Вопросы
Хоть верть-круть,Хоть круть-верть,Пройдёшь путь —Придет смерть.
Взор ям – стыл,Суров спрос:«Зачем жил,Что в мир нёс?
Какой круг,Какой стяг?Кто твой друг,А кто – враг?
Весом грузТвоих дел?Ты был трусИль был смел?
Летал вскачь?Рубил вщеп?Ты был зрячИль был слеп?»
Когда в мирТы нёс свет,Ты был сир,Но он – нет!
Когда делБыл благ груз,Ты был смел,А враг – трус.
Когда ж зрячТы был в смерч —Тогда плачьТвоя смерть!
(1979)
Воронежские памятники
Воронеж… Семь улиц Стрелковых
Дивизий, а может быть, восемь.
И мало небес васильковых,
И много – свинцовых, под осень.
Два Ила возвысились гордо,
На въезде – тэ-тридцать-четвёрка,
Солдат, защищающий город,
Из камня его гимнастёрка.
Всё ясно с названьями всеми,
Но мысли как в бешеной скачке:
Зачем обозначен на схеме
Кривой закоулок Землячки?
К чему это? Что за нелепость —
Дать вечность кликухе жиганской!
Была в обиходе свирепость
У дамы той в годы гражданской.
И улица двадцатилетья
Октябрьского перерасчёта
Стегнёт по глазам будто плетью,
Убийц удостоив почёта.
Пол-Пушкина – пол-Воронцова,
Никитин, поникший до дрожи.
А в доме поэта Кольцова —
Шалман золотой молодёжи…
Пусть подлое, в дымке растаяв,
Уйдёт в свои тёмные дали
И бомбометатель Каляев
Исчезнет с лица магистрали!
Пусть скатится лениноидол
К чертям в окаянную пропасть,
И град, с обновившимся видом,
Сметет с себя красную копоть,
И вместо отлитого срама —
Там, в парке, где бегают детти, —
Широкий проспект Мандельштама
Появится в городе-свете.
И съезд воссияет Марины,
И, клёнами жарко алея,